КИЕВ И САФО XX СТОЛЕТИЯ
125 лет тому назад, в Одессе в семье потомственного дворянина, отставного капитана второго ранга А.А.Горенко – 23 июня 1889 г. – родилась великая поэтесса Анна Андреевна АХМАТОВА.
Своим предком по материнской линии она считала ордынского хана Ахмата, от имени которого девочка и образовала литературный псевдоним. Почему?
Когда в 11 лет Аня написала первое стихотворение, отец Андрей Антонович отказал юной авторессе в праве подписывать легкомысленные строки фамилией потомственных офицеров – Горенко:
– Не хочу, чтобы ты трепала мое имя.
До нее в семье родовитых дворян (по материнской линии) никто, сколько глаз видит, стихи не писал и в литературе не преуспел.
Обостренное чувство истории и дыхание современности подсказало взять фамилию прабабушки – татарской княгини Ахматовой.
Так умерла капитанская дочь.
Так в живом слоге, при покровительстве татарской княжной возродилась Сафо ХХ века в венце “декадентской поэтессы” (А.А.Горенко).
Золотыми куполами Киев не раз освещал судьбу великой Девы.
Здесь жила старшая сестра Инны Эразмовны, матери Ахматовой – Анна Эразмовна с мужем, известным юристом Виктором Модестовичем Вакаром. Вот почему, семья Горенко частенько и надолго наведывалась в Киев.
Впервые Анечка Горенко приезжала в наш город в пятилетнем возрасте. В гостинице “Националь”, что стояла на углу Крещатика и Бессарабской площади (теперь – кинотеатр “Орбита”), они прожили зиму 1894-1895 гг.
Спустя десять лет брак родителей расстроился. Растратив наследственный капитал жены, в 1905 г. Андрей Антонович оставил свою вторую семью – супружницу, троих дочерей и двух сыновей, и связал жизнь с Еленой Ивановной Страннолюбской (урожденная Ахшарумова), вдовой товарища по преподаванию в Морском училище, известного педагога контр-адмирала А.Н.Страннолюбского, умершего в 1903 г.
Потерянная Инна Эразмовна увезла детей в Евпаторию, а затем – в Севастополь; у всех были слабые легкие, врачи даже подозревали туберкулез.
В тот переломный год Анне Горенко исполнилось 16 лет, и она экстерном проходила программу предпоследнего класса гимназии. Встал вопрос, где закончить образование. Вспомнили о киевских родственниках. Инна Эразмовна подала прошение Начальнику киевской Фундуклеевской гимназии, чтобы дочь допустили к приемному экзамену в 1-й (старший) класс. В прошении был указан городской адрес: улица Университетская, 3, квартира Вакар.
Так в августе 1906 г. Анна с матерью поселилась у тетки Анны Эразмовны Вакар, переехав в Киев вместе с гувернанткой Моникой.
Впрочем, что-то там у них не заладилось, и вскоре Анна перебралась к кузине, киевской художнице Марие Александровне Змунчилле, которую по-домашнему называла то Наня, то Наничка.
Именно здесь, на улице Меринговской (теперь – Марии Заньковецкой), дом 7, квартира 4, в центре города, на маленькой улочке, что тянется параллельно Крещатику, юная Анна Ахматова и прожила до окончания Фундуклеевской гимназии.
Ул.Меринговская была рядом с Круглоуниверситетской, где жили родственники Ани и куда девушка приезжала на всяческие праздники. Это действительно недалеко от Крещатика, откуда и вовсе рукой подать до Фундуклеевской (ныне – Богдана Хмельницкого), где была гимназия.
В классе, где училась девочка, противоборствовали две группировки: буржуазная и демократическая. Ни с какой из них особенно Аня не сближалась, а держалась особняком, хотя и симпатизировала демократическим. К последним принадлежала Вера Беер, чьи воспоминания история сохранила, а также девочка, с которой Аня чаще других общалась – Женя Микулинская.
Русскую литературу в Фундуклеевской гимназии преподавал Григорий Владимирович Александровский, он со временем стал профессором Казанского университета. Учитель находил сочинения Анны Горенко “хорошими, но направленными так странно”. Юная бунтарка, к примеру, жестоко обвиняла Евгения Онегина, над Ленским и вовсе потешалась. Впрочем, преподаватель многое прощал: Горенко лучше других читала между строк. Это искусство – глубоко проникать в текст, понимать внутреннее содержание – позже помогло поэтессе совершить ряд важнейших открытий в пушкинистике. В Киеве она закончила гимназию и получила аттестат №1881 об окончании от 28 мая 1907 г.
Материально семья едва сводила концы с концами. В письме, написанном Анной Ахматовой летом 1907 г., девушка признавалась:
– Живем в крайней нужде. Приходится мыть полы, стирать.
Из Петербурга 13 октября 1907 г. Николай Гумилев повторно приезжал в Киев, чтобы просить ее руки. Тогда Анна отказалась выходить замуж за студента, а переписка между близкими людьми угасла. Осенью 1907 г. девушка вернулась в Севастополь и прожила в Крыму почти год.
В начале 1909 г. Анна Андреевна узнала, что в Париже Николай Гумилев неудачно пытался покончить с собой (отравиться) и написала юноше письмо поддержки. Переписка вспыхнула с новой силой.
26 ноября 1909 г. Николай Гумилев вместе с Михаилом Кузминым, Алексеем Толстым и Петром Потемкиным приехали в Киев, где выступали в Малом театре Крамского на вечере современной поэзии сотрудников журналов “Аполлон”, “Остров” и др. “Остров Искусств”.
В зале появилась, конечно же, и Анна Горенко. А потом, до утра, Киев был только их: Анна Андреевна и Николай Степанович бродили вдвоем по городу, прохладному и неуютному, казалось, обычному дню поздней осени.
И – купались в радости.
И говорили, говорили, говорили…
В самом начале Крещатика, у Владимирской горки когда-то стояла гостиница “Европейская”, созданная по проекту архитектора А.В.Беретти. Трехэтажное здание даже пережило фашистскую оккупацию и украшало бы себе и наши дни, да в 1982 г. здание снесли. Так падлы обезобразили Владимирскую горку Киевским филиалом музея В.И.Ленина (теперь – Украинский дом).
Именно в гостиницу “Европейскую” пара зашла погреться и выпить кофе. И здесь Николай Гумилев еще раз сделал Анне Ахматовой предложение.
И, о чудо, Сафо согласилась.
25 апреля 1910 г. в Церкви Святого Николая на Никольской Слободке (район станции метро “Левобережная”), в предместье Киева, в то время оно относилось к Слободской волости Остерского уезда Черниговской губернии, состоялось венчание Анны Андреевны Горенко и Николая Степановича Гумилева.
С будущим мужем Аня познакомилась, когда ей исполнилось 13 лет. Коля был гимназистом, старшим ее на три года, но уже готовил к печати первый сборник .
В зеркале Судьбы Поэзия увидела свое отражение.
В 1910 г., будучи уже студентом Петербургского университета, жених получил (предварительно) согласие на вступление в брак из университетского ректората.
В тот же день 25 апреля 1910 г. отважный русский авиатор Сергей Уточкин с показательным полетом пролетел над Киевом; на полетах присутствовало 4900 киевлян. Только потом Уточкин облетал Москву, Харьков и Нижний Новгород… Буквально несколькими неделями раньше 34-летний Сергей Исаевич сдал экзамены на звание пилота-авиатора в Одесском аэроклубе, еще даже не подтвержденное Императорским всероссийским авиаклубом (ИВАК).
В день свадьбы, 25 апреля 1910 г. , молодая жена Анна Ахматова собственными глазами впервые увидела самолет.
В 1961 г. Никольский храм, в котором венчалась Поэзия Серебряного Века, за ночь был разрушен комсомольцами: Церковь Николая Чудотворца стояла в районе станции метро “Левобережная” и мешала стройке новейшего шоссе на Чернигов, ныне – Броварской проспект.
За год, проведенный в Киеве, Анна Андреевна весьма прилично выучила украинский язык, который она, не только знала, но и любила. Чтобы закрепить лингвистические навыки, поэтесса блестяще перевела поэтический сборник Ивана Франко “3iв’яле листя” (1893), и этот труд юной гимназистки высоко оценил поэт-виртуоз Максим Тадеевич Рыльский, который перевел на украинский, на минуточку, роман в стихах “Евгений Онегин”:
– Переклади Ахматової мене по-справжньому хвилюють.
Жаль, что М.Т.Рыльского так и не реализовал свой замысел – написать статью “Франко у перекладі Ахматової”.
Киев, сей град на семи холмах, стал для Анны Ахматовой Рассветом, здесь величественно взошло Солнце Поэзии.
В своих стихах Анна Андреевна утверждала, что она неразлучна с Ленинградом (Я – как петербургская тумба). Что особо приятно нам, украинцам, с Киевом поэтесса тоже оказалась неразлучима. …
На стенах реальных домов, здесь, до сих пор скользит ее гордый профиль.
– Я не была здесь лет семьсот, /
Но ничего не изменилось… – словно вчера выдохнула Сафо ХХ столетия.
